Раздел: Чем жили, как служили Категория: Воспоминания об армии

Мне повезло: в детстве-отрочестве-юности я практически не знал, что такое антисемитизм. И причиной тому было место рождения.         Да, север Дальнего Востока в послевоенные годы – это был еще тот плавильный котёл, где собралось множество разноплеменного народу (чаще всего, не по своей воле) – вся этническая палитра СССР и не только. Здесь не было необходимости в интернациональном воспитании: смешанные браки, суровый климат и общие нелёгкие условия жизни роднили людей гораздо быстрее и надёжнее чем официальная пропаганда. Это нельзя было назвать идиллией, антисемитизм на бытовом уровне, конечно же, был, но настолько в мизерных масштабах, что на общую картину он совершенно не влиял. Люди абсолютно естественно воспринимали евреев – директоров заводов, главврачей, даже в партию вступить не было особых проблем. И в лучшие вузы Хабаровска и Владивостока наш брат поступал вполне спокойно. А о моём еврействе мне напоминали, как правило, лишь тогда, когда мы всей семьёй выбирались раз в пятилетку в отпуск «на Запад» (так у нас обычно называли европейскую часть страны). Причём, напоминание это исходило не столько от антисемитов, сколько от родственников, и краткий смысл его сводился к бессмертной райкинской фразе: «Не высовывайся…».       О, этот галутный комплекс! Опыт выживания, бережно пронесённый через века…         Я возненавидел его сразу же и, с присущим юности максимализмом, демонстративно делал всё наоборот. Тактичные уговоры родителей были малоэффективны: я мог напевать песню на идиш в больничной палате или читать вполне официальную газету «Биробиджанер штерн» в аэропорту. Пусть все видят: я еврей. И это нормально!       Самое интересное, что окружающие действительно воспринимали это спокойно, а я, в свою очередь, был очень горд тем, что родился на Дальнем Востоке. «Wo die Brust sich frei erschliesset…». Эту строчку из «Путешествия по Гарцу» Гейне часто повторял отсидевший в нижнеамурском лагере, но влюблённый в этот край отец. И я, следуя словам поэта, дышал полной грудью взахлёб…         Когда пришла повестка из военкомата, я сам напросился во флот. И, хотя служба моя началась на печально знаменитом острове Русский, это было интересно: мне нравилось. Приятно удивляло и то, что в нашем учебном отряде было много офицеров-евреев, причём, с довольно весомыми погонами.       Наивная молодость…       Только годы спустя я узнал, что означало это «много». После Шестидневной войны всех евреев просто убирали с командных должностей на второстепенные и практически закрыли им доступ в военные академии. Но в девятнадцать лет рассудок отнюдь не склонен к аналитике…         И я решил поступать в военно-морское училище. И не просто в военно-морское, а в Киевское высшее военно-морское политическое училище. Бред? Да нет, пожалуй. Мне хотелось привести к общему знаменателю интерес к военному делу, гуманитарно-философский склад ума и убеждение в том, что на этой работе не место сволочам. Следовательно – кто же там должен быть, если не я? Об идеологической составляющей не особенно задумывался, она воспринималась естественно, и в неё верилось. Ведь не просто так воевал в гражданскую дед на стороне «красных». И строй у нас хороший. Он только нуждается в том, чтобы порядочных людей было больше, его «помыть» надо…       Все мы вышли из этой шинели. Но ведь другой-то не было…         И вот я в Киеве. Позади – выездная приёмная комиссия, огромный конкурс, эйфория от того, что я поступил, и незабываемые десять суток с восемью такими же счастливчиками в поезде через всю страну. Жизнь прекрасна! И Крещатик прекрасен. И народ нас, моряков, любит (особенно та его часть). И вообще… Правда, окончательное зачисление будет непосредственно на мандатной комиссии в самом училище, но это уже формальность…         В кабинет начальника училища мне выпало заходить первым, поскольку мой проходной балл оказался самым высоким. Чётким строевым по ковровой дорожке, доложил, кто я есть и зачем прибыл. От обилия погон, не ниже капитана 2 ранга, немного не по себе. Ничего, прорвёмся!       Начальник училища – солидный контр-адмирал с волевым лицом и немигающим взглядом стальных глаз. Но, когда этот внимательный взгляд встретился с моим, как-то сразу стало ясно, что ничего хорошего от «этих глаз напротив» ожидать не приходится…         …Пауза явно затянулась. Не сводя с меня глаз, адмирал открыл папку с моим личным делом и извлёк из него небольшой зелёный бумажный квадратик.       Метрика. Всё ясно. Яснее некуда…       Далее стальной взгляд удостоил своим вниманием моё экзаменационное сочинение. Секунд на шесть.       - Ну, за такое сочинение я бы «пять» не поставил… А почему ты старшина второй статьи, когда по документам – старший матрос?       - Я командир отделения, товарищ контр-адмирал, и звание было мне присвоено на День ВМФ в плановом порядке, прямо перед отъездом.       - Ну да, - ехидно усмехнулся начальник училища, - А может быть, это писарь тебе за бутылку сделал?       - Никак нет.       Ногти сжатых рук впились в ладони до боли. Лицо пылает, в висках стучит кровь. Глаза не отведу, не дождётесь…       Игру в «гляделки» адмирал закончил первым. Он обвел взглядом присутствующих.       - Доложите, как у него с вещевым аттестатом?         О-о, тут туши свет… Старослужащие-«годки» пощипали мой вещмешок изрядно, резонно заявив, что в училище меня всё равно переоденут. А что-то я и сам оставил, не желая тащить ворох бесполезного тряпья через всю страну.       Начальник вещевой службы бодро отчеканил:       - У старшины 2 статьи Миронова отсутствуют: тренчик брезентовый, кальсоны х/б – две пары, кальсоны с начёсом – одна пара…       - А где твои кальсоны? – не дослушав оглашения моего «чёрного списка», строго спросил начальник училища.       - Я не взял их, товарищ контр-адмирал. Да и не носит их на флоте никто…       - Что-о?! – взревел адмирал, – Что значит, «не носит»? Не-ет, мне такой недисциплинированный курсант не нужен. Отправить его назад на ТОФ.         Воцарилась неловкая тишина. Первым её нарушил замполит учебного батальона:       - Вообще-то, он все экзамены на «отлично» сдал…       - Ну и что?! – продолжал бушевать адмирал. – А как он будет воспитывать других, если сам недисциплинирован? Кстати, как он себя вёл в дороге?       - Отлично вёл, товарищ контр-адмирал, - доложил представитель политуправления Тихоокеанского флота. – Был старшим группы…       - «Старшим»…       И снова ко мне:       - Да ты хоть понимаешь, что такое политработник? Это же инженер человеческих душ! Это кругозор! Ну-ка, назови три станции БАМа!       - Усть-Кут, Тында, Комсомольск-на-Амуре.       - Хм… А что сейчас происходит на Кипре?         (Ха!.. Ну, получите: и про «энозис», и про ЭОКА-2, и про…).         - Ладно, хватит. Знаешь… В общем, так: не найдёшь до первого сентября недостающий вещевой аттестат – поедешь назад, во Владивосток. Свободен!         …Последним из нашей группы мандатную комиссию проходил матрос Валера Ткачёв. Хороший парень. Он сдал вступительные экзамены с натяжкой на проходной балл, и в его вещевом аттестате не было ничего. Вообще ничего. Только то, в чём Валера был одет. Адмирал тепло поздравил его с зачислением в училище и пожелал успешной учёбы…         Проблему с недостающим барахлом я решил в течение часа. Просто зашёл к старшекурсникам и спросил, есть ли среди них тихоокеанцы. Оказалось, есть, и немало. Услышав мою историю, ребята накидали мне столько кальсон, что их вполне хватило бы на целое отделение.       И я отнёс всё это мичману-кладовщику с вполне соответствующей фамилией Хомяк.       Казалось бы, вопрос был закрыт: «наплевать и забыть». Но в душе что-то необратимо надломилось. Саднило.       Я впервые почувствовал на себе дыхание Системы, и от этого дыхания начали таять Иллюзии. Увы, таяли они слишком медленно: я с упорством, достойным лучшего применения, пытался найти позитив там, где им и не пахло. И моя, вроде бы «идише коп», соображала туго, не поняв очевидного: пока ещё это было так себе, «ласковый» щелчок по носу. Система просто случайно проглядела меня на начальном этапе и спокойно обложила более мощными фильтрами на перспективу. Всё только начиналось…         …Десять лет спустя, уже в звании капитан-лейтенанта, я как-то встретился в Киеве с одним майором, командиром параллельной роты моего выпуска. Это был неплохой офицер, мы, курсанты, его уважали. Предаваясь воспоминаниям в «тёплой, неформальной обстановке», я вспомнил и свою «кальсонную эпопею». Майор усмехнулся:       - Хочешь знать, что было потом, когда ты вышел из кабинета? Адмирал сказал: «Товарищи офицеры, если вы документы не смОтрите, то, хотя бы, на морды смотрИте…».         …Я часто думаю о том, как бы я поступил, узнай об этих словах тогда, в августе 1974 года? Скорее всего, прозрел бы моментом и, зная свой характер, поднял бы эти самые, белоснежные флотские кальсоны с начёсом на флагштоке училищного плаца. И, получив за это по полной программе, прожил бы свою, а не чужую жизнь. Хотя…       Ничего в нашей жизни просто так не происходит. И сейчас, сквозь десятилетия, я благодарю Бога за то, что он медленно и вдумчиво провёл меня по этому, на первый взгляд, ложному отрезку моего пути. Потому что именно этот путь, в конечном итоге, сформировал меня нынешнего. Потому что теперь-то я знаю точно, куда мне идти. Я не жалею ни о чем,  Осел фундамент - крепок дом,  А то, что понято с трудом,  То мне дороже.  (Юрий Антонов) И время ещё есть… Источник: http://yehudi-yapani.livejournal.com/9512.html

Категория: Воспоминания об армии | Добавил: dmb-2007-ii (19 Апреля 2010) | Автор: yehudi_yapani

Просмотров: 5815 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 4.8/5 | - Оценить - Отлично Хорошо Неплохо Плохо Ужасно Сообщить об ошибке

Как и во многих казармах у нас тоже завелся кот...

...что у солдата, что не отдых, то активный, что не праздник, то спортивный!